После 12-дневной войны с Израилем Иран изменился до неузнаваемости. Станет ли он прежним – вот что сегодня больше всего волнует местных. Жители самой строгой в мире исламской республики рассказали «МК» о своей повседневности — и о том, что «довести до греха» на их родине гораздо проще, чем кажется.
После короткой, но мощной войны в июне 2025 года израильские и американские власти надеялись, что мечтающая встроиться в прогрессивный мир иранская молодежь воспользуется поддержкой извне и скинет «душащее их господство мулл». Друзья иранцев во всем мире, к политике не причастные, опасались, что после такого потрясения исламская власть еще больше закрутит гайки, и жители Ирана насовсем исчезнут из западных «запрещенограммов» и мессенджеров, где до этого с ними можно было общаться хотя бы эпизодически. Прогрессивная часть иранцев, преимущественно столичная молодежь, на которую и делались ставки, в эти 12 дней говорила, что «помощники» не учли их менталитет: да, они устали от запретов и хотят нормальной жизни, но прийти и разрушить твой дом – это не помощь, а «дустие хале херсе» (дословно «дружба тети медведицы», русскоязычный аналог – «медвежья услуга»).
Тегеранцы делились, что даже самые упорные противники мулл у власти за эти 12 дней встали на их сторону, а вернее – на сторону своей родины, потому что родина – это дом, дом – это семья, а семья даже для самого свободолюбивого иранца – святое.
Даже самые прогрессивные и молодые категорически не хотели импорта к ним из США живущего там «шахзаде» — старшего сына и официального наследника свергнутого в 1979-м последнего шаханшаха (шах шахов. – Прим. «МК») Ирана. А сам Реза Мохаммад, по сведениям иранцев, находился «на низком старте» в Лос-Анджелесе, где живет почти полвека с момента бегства с родины: американцы обещали к юбилею (31 октября наследнику исполняется 65 лет) вернуть ему иранский престол. Но у иранцев, помнящих его отца, а также у их детей, наслышанных про его правление, прозападничество Мохаммада Пехлеви, за которое его и свергли, ассоциируется отнюдь не со свободой, а с коррупцией, в результате которой на нефтедоллары богатой ресурсами страны безбедно жила лишь узкая часть столичной элиты, приближенной к шахскому двору. Это они одевались в ведущих европейских домах моды, обучали детей в Европе и США и закатывали вечеринки на миллионы долларов, а большая часть страны отставала на век даже от ближайших соседей, оставаясь аграрной, где у декхан (крестьяне. – Прим. «МК») отняли даже главное, что их согревало – веру во Всевышнего.
Но в результате «дружбы израильской тети медведицы» произошло нечто третье, чего не ждали ни с той, ни с другой стороны. Иранцы не только не исчезли из «запрещенограммов», их стало там больше и они стали активнее, будто им не только не блокируют Интернет, но даже выдали надбавку. Жители Исламской Республики вдруг стали заваливать своих европейских и заокеанских абонентов фото и видео так, что у обладателей самого скоростного Интернета «глючили» гаджеты. И в соцсетях стали постить то, что до 13 июня было под строжайшим запретом: уличные рейвы, проходящие в Тегеране, где до недавнего времени была под запретом даже музыка, доносящаяся из лавки торговца. Большой официальный концерт популярного у иранской молодежи певца, еще недавно выступавшего лишь на подпольных «квартирниках», посетители которого под благосклонные взгляды стражей исламской революции. Ведь накануне Совет национальной безопасности, до 13 июня известный как главное карательное ведомство, устами одного из своих почтеннейших членов изрек: «Мы не должны были принуждать людей отправляться в рай. Людей вообще нельзя контролировать запретами, а жить в ногу со временем – такой же священный закон Ислама, как и остальные». А заодно отметил, что «покрытие головы иранками на сегодня не является приоритетным вопросом нацбезопасности».
И, словно по волшебству, заа один только сентябрь Исламская Республика Иран по количеству бесплатных уличных концертов поп-исполнителей, ночных фестивалей и всяческих шоу обошла соседей по Персидскому Заливу, где запретов на подобное нет. Более 800 концертов по всей стране за один месяц, а самый массовый и громкий – в бывшей шахской резиденции Ниаваран. В Тегеране прошел женский мотопробег, хотя еще недавно вождение мотоциклов и мопедов женщинам было запрещено – впрочем, как и обоим полам танцы на улице. Такого не было в иранских городах со времен правления шаха, когда по злачным местам Тегерана существовали официальные путеводители. Без малого полвека спустя они вновь появились — пока, правда, в сетевом виде и для своих.
Париж Востока возвращается?
Мину 55 лет, она коренная тегеранка и помнит исламскую революцию и ее победу, хотя ей тогда было всего 9. А сегодняшнюю свободу она считает «иллюзорной».
— Шах очень гордился, что в его правление Тегеран называли «Париж Востока», — рассказывает тегеранка. — Помню, как отец возил нас смотреть, как бульдозерами сносят тегеранский квартал «красных фонарей». А рюмочные и ликер-шопы, которые были на каждом шагу, громили так, что перегар от разбитых бутылок стоял на весь город, вдохнешь – и пьяный. Мы с сестрой и другими детьми бегали собирать уцелевшие банки пива и приносили их родителям, а они их пили и смеялись, что «за здоровье Хомейни», иначе они не позволили бы себе немецкое баночное пиво, оно продавалось везде, но для среднего тегеранца стоило слишком дорого.
В сегодняшнем сетевом гиде по «греховодному» Тегерану указаны чайные, где под видом кальяна подадут веселящие вещества, и ночные клубы, где в свободной продаже спиртное, правда, недешевое ($60 за литр импортного виски). Интересуюсь у Мину, не боятся ли эти люди называть свои заведения, да еще давать контакты?
— Пломб у нас и раньше не боялись, а сейчас их вовсю снимают, — отвечает Мину.
Пломба – чисто иранская реалия, не понятная даже ближайшим соседям. Стоматологическим термином называют опечатывание заведения, чаще общепита, за «антиисламское поведение». В этом случае на дверь вешается табличка: заведение закрыто из-за нарушения шариатских норм и непристойное поведение. На местных, по их же собственному признанию, такая вывеска оказывает воздействие похлеще любой рекламы. Владельцев опломбированного «злачного» заведения начинают искать в соцсетях, сочувствовать, поддерживать и в итоге к моменту открытия, а «пломба» чаще временная, аудитория общепита-нарушителя вырастает в разы. Именно так произошло с упомянутым Мину тегеранским рестораном, попавшимся на торговле спиртным и танцами до утра в «неисламском виде и состоянии».
— Спиртным у нас всегда торговали армяне и евреи, их в Тегеране много, а им употреблять, а соответственно, и производить алкоголь не запрещается, - поясняет тегеранка. – Вино делают курды-езиды (езидизм, он же шарфадин – вероисповедание, сочетающее элементы ислама, несторианского христианства, иудаизма и зороастризма – авт.), зороастрийцы и арабские племена, живущие на юге, где много винограда.
Чего далеко ходить? Известный сорт винограда шираз (он же сира) получил название от иранского города Шираз на юге страны, а богатые виноградники региона не тронула даже исламская революция. Виноделие там существует полуофициально – то есть, производить вино для собственного пользования могут те, кому не запрещает религия.
— В других регионах делают арак виноградный или финиковый, — продолжает Мину. – Но среди тегеранской молодежи местное спиртное, конечно, не в почете. Для них удаль выкинуть сотню баксов за бутылку импортного виски, а их можно найти в каждом супермаркете. Провоз официально запрещен, но все знают, что спиртное нам везут из Дубая, до которого от нас 2 часа на самолете, или на машине из Турции.
По словам тегеранки, флирт — это в подземном чайном домике, где лучшие в городе кальяны, а также самые красивые, общительные и прогрессивные «ханум» из хороших семей. Платную любовь ищут в других районах, точки указаны в «греховодном гиде». А респектабельный район Дарбанд на севере иранской столицы, в предгорье Эльборза, где при шахе был передовой по тем временам горнолыжный курорт, богат на рестораны с «понимающим» персоналом и отели с почасовой оплатой, куда ездят любовники. Даже начальник с подчиненной, а то и руководительница со своим сотрудником, могут приехать туда в обеденный перерыв прямо из офиса и после обеда полчасика отдохнуть в номерах при заведении.
— Этот ресторан знают и все обманутые супруги, но никто никогда никого там не ловил, — сообщает Мину. — У иранцев с этим иначе. Если ты знаешь, что тебе не верны, то главное – принять решение, разрушить ли семью вследствие этого или сохранить, вопреки этому? А если решение принято, то к чему эти зрелища и поимки с поличным, которые нормального человека только еще больше расстраивают?! Знаешь, кто у нас в первые годы победы исламской революции больше всех отмазывал своих жен перед шариатским судом? Мужья ведущих себя «недостойно» женщин, включая тех, кому наставили рога. Потому что на самом деле иранские мужчины – очень большие подкаблучники. Их жены, матери, сестры и дочери знают, что на людях мужчину надо уважать и изображать, что он главный. Но в большинстве иранских семей реальная глава – женщина.
Если верить тегеранке, любовники рискуют только нарваться на штраф от полиции нравов, но ее надо еще вызвать. Но на то и «персонал понимающий», что отражено в его чаевых, чтобы никого не вызывать. Да и от полиции всегда можно откупиться. А если человек знает, что на него специально ищут компромат – скажем, конкурент по бизнесу – то он запасается справкой о никях-мута (временный исламский брак, заключается муллой на период от 1 часа до нескольких лет. – Прим. «МК»).
— Такие справки тоже все знают, где купить, — уточняет Мину. — Таким же образом решается вопрос с платными жрицами любви: если и бывают облавы, то на них, а не на их клиентов. И то не в плане нравственности, а в ходе войны «крыш» этого нелегального бизнеса. А если ночную бабочку ловят в объятиях клиента в почасовом отеле, а у них вдруг справка о мута на час, то никаких претензий к этой паре быть не может. И вообще на любой грех наш народ уже давно изобрел способ его совершить без особого риска.
— Но раз грешить, пусть и тайком, удавалось и до 12-дневной войны, а сейчас еще и власти «потеплели», почему ты думаешь, что ваша свобода – иллюзия?
— Мне не кажется случайным, что самый громкий тегеранский концерт состоялся именно в день третьей годовщины смерти Махсы Амини (гибель 22-летней иранки после «воспитательной беседы в отделе полиции нравов 16 сентября 2022-го года вызвала серию протестов по всему Ирану, продолжавшихся до 2023-го года. – Прим. «МК»). Протесты после гибели Махсы давили жестко. Но иранскую молодежь это только раззадорило: наши молодые люди не любят, когда на них давят. Но могут прислушаться, если старшие объясняют по-хорошему, растолковывают. Этим, кстати, и взял молодежь в свое время Хомейни: он не назидал, он общался и растолковывал. И мне кажется, что в этот раз наши власти спохватились и вспомнили об этом. А наши правители какие угодно, но только не глупые, среди них есть очень мудрые люди. И мое мнение: то, что мы наблюдаем сейчас, та самая беседа с молодежью «по-хорошему». Но она временная, чтобы не вспыхнуло прямо сейчас. А потом гайки потихоньку закрутят в обратном направлении.
— Но разве после того, как дали попробовать вкус свободы, ваша молодежь примет обратное развитие сюжета?
— 46 лет назад, когда победила исламская революция, тоже все говорили, что она не устоит, никто ее не примет, никто не станет терпеть, ведь до этого иранцы более полувека жили по светским законам (с тех пор, как 12 декабря 1925 года Учредительное собрание Персии низложило Каджарскую династию и возвело на престол Реза-хана, который вошёл в историю как Реза-шах Пехлеви, отец последнего шаха Ирана, свергнутого в 1979-м году. – Прим. «МК»).
— Я не замужем, живу отдельно от родителей с котом, — делится 30-летняя Махваш, дочь обеспеченных по иранским меркам родителей. – У меня семья прогрессивная, а замуж у нас сейчас выходить не модно, как и заводить детей – это признак несвободы. На это идут только те, у кого нет средств на нормальную жизнь. К счастью, мои родители меня понимают. Мне купили отдельную квартиру, я закончила Тегеранский университет, но не работаю. Деньги дает отец и ни в чем меня не ограничивает. Но я стараюсь вести себя хорошо, чтобы его не огорчать.
— Хорошо – это как?
— Не делаю ничего из того, что может опозорить мою семью и повредить бизнесу отца. Не сплю с разными мужчинами, пользуясь тем, что не имею мужа. Не сажусь за руль в нетрезвом виде. Я с 20 лет вожу автомобиль, у нас этого не запретила женщинам даже революция, просто одно время было небезопасно из-за фанатиков на улицах. А теперь и байк вожу, у нас это модно, в мотопробеге по центру Тегерана вот на днях участвовала. Не участвую в публичных выступлениях против режима. А все остальное делаю. У меня есть бойфренд из хорошей семьи, он за мной ухаживает, может, когда-нибудь мы и поженимся, но пока только развлекаемся вместе, не подводя друг друга всякими утечками о наших развлечениях. Ездим на закрытые вечеринки, приглашения туда рассылают именные, строго среди своих, в рестораны, на диджей-рейвы. Отдыхать летаю в Таиланд, но в девичьей компанией. По утрам у меня пробежка в ближайшем парке в спортивном костюме, вместо платка – бандана и наушники. В нашем районе некоторые девушки даже в шортах по утрам бегают, никто ничего не говорит, спасибо 12-дневной войне. Ведь еще недавно мы танцевали в междугородних автобусах, а приличное белье можно было купить только в женском вагоне метро.
— Про метро понятно, в женские вагоны полицейским доступа нет, так как в Иране они преимущественно мужчины. Но танцы почему в автобусе?
— Автобус дальнего следования в пути много часов, закрытое помещение на колсах, никто, кроме тех, кто внутри, не видит и не слышит, что там происходит. Если собрать своих, занавесить окна и поставить звукоизоляцию – лучше места для вечеринки и не придумаешь! Хотя грохочущей музыкой из транспорта давно никого не удивишь, у нас любят рулить под басы погромче. А в женских вагонах продавали такое женское белье, какое и в Париже еще поискать придется.
— Не боишься, что удовольствия вернут назад в автобусы и вагоны?
— Нет, у нас, иранцев, не принято отнимать ранее подаренное, грех это.
Иран всегда отличался от соседей, в том числе и в плане таарофа – местного свода вежливости. Продавец в магазине вместо отчаянного торга, как в большинстве азиатских стран, может просто взять и подарить вам приглянувшийся товар. И только если вы трижды и очень настойчиво откажетесь, он заберет его назад, высказав при этом обиду. Для иранца это совершенно нормально: если человек ощущает желание сделать кому-то подарок, даже в ущерб барышу, значит, это нужно в первую очередь ему самому. И не принять дар – это не дать дарящему возможность улучшить свое настроение и состояние тем, что сделал кому-то приятное.
В любом общепите, в пекарне и на фруктовом развале вас непременно чем-нибудь да угостят, особенно, если с вами дети. Отказываться не принято, а особенно от фиников: угощение финиками – это «назр», при котором, угощая незнакомца, угощающий воздает хвалу и память своим усопшим. В большинстве магазинов на кассе стоит открытая коробочка с финиками, которыми можно и нужно бесплатно угоститься. Бывает, что и просто прохожий на улице вдруг раздает всем идущим мимо сладости: никакого подвоха, значит, у этого человека случилось нечто хорошее, и он хочет разделить радость с другими. Сегодня иранцы верят, что их правители, какими бы они ни были, по своему духу тоже иранцы – поэтому ни за что не отнимут «финик», которым уже угостили.
0
31.56
